Митрополит Иларион (Алфеев) фото:www.mospat.ru

Филармонические губернаторские коллективы готовятся к большому концерту, который должен будет состояться 21 марта 2011 года в Зале ОГАТ им. Тургенева. Время проведения и содержание этого концерта не случайны. Уже несколько лет подряд, ранней весной, совпадающей со временем Великого Поста, симфонический оркестр и камерный хор «ЛИК» представляют вниманию ценителей музыки самостоятельные концертные программы и совместные работы, знакомящие слушателей с шедеврами духовной музыки православной и римско-католической традиций.

Так, в череде великопостных концертов прошлых лет – исполнение Реквиема (KV 626), «Ave verum corpus» (KV 618) и «Vesperae solennes de Dominica» (KV 321) В.А. Моцарта, «Die sieben letzten Worte» и «Missa in angustiis» («Nelsonmesse») Й. Гайдна, мессы Es-dur Ф. Шуберта, Реквиема c-moll Л. Керубини.

Концерт губернаторских творческих коллективов 21 марта включает в себя исполнение двух крупных сочинений – 3-й симфонии Л. Бетховена (Es-dur, ор.55 «Героической») и сокращенной версии оратории «Страсти по Матфею» для солистов, хора и оркестра митрополита Илариона (Алфеева). Если произведения великого венского классика уже звучали ранее на орловской сцене, то музыка молодого и талантливого иерарха русской православной церкви будет звучать в Орле впервые. Примечательно участие в концерте двух дирижеров – Василия Шкапцова и Дмитрия Коваленко, а также солиста – нашего земляка, студента Санкт-Петербургской консерватории Дмитрия Лебамбы, обладателя прекрасного мягкого баса.

Вот что пишет о своем сочинении сам митрополит Иларион:

«В своем сочинении я опирался на музыкальное видение баховской эпохи: именно потому я назвал свое сочинение «Страстями по Матфею» – чтобы не возникало вопросов, на кого я ориентируюсь. Но это «не цитирование и не рекомпозиция, не пародия и не деконструкция». Добавлю, это и не стилизация. Музыка Баха для меня – ориентир, эталон, потому и отдельные баховские интонации естественно вплетаются в музыкальную ткань моего сочинения. Но старую форму «Страстей», восходящую к до-баховской эпохе (вспомним замечательные «Пассионы» Шютца), я наполнил новым содержанием. Оригинальность этого сочинения заключается, во-первых, в его христоцентричности. В русской светской музыкальной традиции вплоть до последней четверти XX века не было произведений, посвященных жизни, страданиям, смерти и воскресению Христа. Евангелие не воспринималось нашими светскими композиторами как достойный сюжет для музыкального творчества. Русские оперы и оратории писались на исторические или романтические сюжеты, религиозный элемент в них не был центральным. Я же в своем сочинении опирался на евангельский сюжет и на богослужебные тексты, которые, опять же, лишь в редких случаях использовались в нашей светской музыке. Структура моего сочинения напоминает структуру Последования Страстей Христовых, совершаемого в канун Великой пятницы. Это богослужение иногда называют Службой двенадцати Евангелий, потому что евангельские отрывки в ней перемежаются с тропарями, стихирами и канонами, содержащими богословский комментарий к евангельскому тексту. Таким же комментарием к евангельской истории Страстей Христовых является моя музыка.

Во-вторых, «Страсти по Матфею» – первое музыкальное сочинение, написанное для концертной сцены, но основанное на традициях русской церковной музыки. В XIX-XX веках существовал водораздел между музыкой для богослужебного употребления, и музыкой светской, концертной. Первая звучала почти исключительно в храмах, вторая – в концертных залах и театрах. Мне же хотелось создать некий синтез этих двух традиций, преодолеть искусственный водораздел между ними. Мне хотелось, чтобы люди, которые не ходят в церковь регулярно, смогли пережить те же чувства, какие испытывают православные верующие, когда присутствуют на богослужениях Страстной седмицы. Для меня «Страсти по Матфею» – не только музыкальный, но еще и миссионерский проект. Я хотел, чтобы, услышав эту музыку, люди потянулись в церковь.

В-третьих, в качестве либретто я использовал богослужебные тексты, которые я сам выбирал, иногда адаптируя их или сокращая для того, чтобы они легче ложились на музыку. Моей задачей было написать серию музыкальных фресок, которые в совокупности составляли бы цельную иконографическую композицию, посвященную Страстям Христовым. Если иконы и фрески – это умозрение в красках, то мне хотелось создать умозрение в музыке, то есть такую музыку, которая была бы наполнена церковным, богословским содержанием…»