В рамках фестиваля искусств «Орловская музыкальная осень» 28 сентября в Зале Орловской государственной филармонии состоялся вечер камерной вокальной музыки, посвящённый 150-летию Антония Степановича Аренского, замечательного русского композитора.

В завершение 72-го концертного сезона Орловский губернаторский симфонический оркестр обратился к его музыке, но тема оказалась столь привлекательной, что оставлять её не хотелось, а было желание ещё и ещё раз окунуться в неё, насладиться прелестью аристократически сдержанного искусства – утончённого, исполненного чувства меры, сложного и в то же время эмоционально открытого, хрупкого и элегантного.

Необъятная сокровищница русской музыкальной культуры хранит немало прекрасных имён. Многие из них и сегодня звучат повсеместно, иные, по тем или иным причинам, забыты или полузабыты. Горький удел забвения предсказал Антонию Аренскому его мудрый учитель, композитор Н.А. Римский-Корсаков: «Забыт он будет скоро…», написал он в «Летописи моей музыкальной жизни». Но почему? Ведь «…Аренский удивительно умён в музыке, как-то всё тонко и точно обдумывает!» (П. Чайковский), его авторские выступления в России и за рубежом имели громадный успех, он был популярной фигурой, его произведениям присуща оригинальная авторская интонация и филигранная отделка фактуры? Дело в том, что время ухода из жизни Аренского (1906 г.) – это время тектонических сдвигов в общественном вкусе: пышный закат символизма, зарождение модернизма, выходы в мистику, в оккультизм, технический бум…Первая русская революция произвела переворот в общественном сознании. Увлекающейся русской публике требовались пророки и «буревестники», в то время как Аренский на этом фоне показался неэффектным, анахроничным. «В бурные ночи не до соловьёв!» (Модест Чайковский).

Аренский – безусловный романтик, если понимать романтизм (по выражению Ш. Бодлера) как «наиболее современное, наиболее сильное выражение красоты». Он создал свой самодостаточный звуковой мир. Это мир свободы и красоты. Цивилизация сконструировала другой мир. Мы живём в нём. Изменились эстетические идеалы времени, которые обеспечивали музыке Аренского контакт со слушателем и определяли её популярность. Многие произведения композитора ушли из обихода. А она всё-таки манит нас этой независимостью как ускользающей возможностью обрести утраченное совершенство жизни.

Романсы, прозвучавшие в концерте, принадлежат к числу редко исполняемых страниц отечественной камерной музыки, не «запеты», не «на слуху». Они требовали особенно тщательного подхода, и подготовка к этому концерту началась несколько месяцев тому назад, в конце прошлого сезона. Исполнялись произведения различные по своему характеру, формам, запечатлённым в них состояниям души – от трагичных «Гнёт забвения» (ст. Ратгауза), «Менестрель» (ст. Майкова), «Давно ль под волшебные звуки» (ст. Фета), «Я видел смерть» (ст. Пушкина) до ликующих «Сад весь в цвету» (ст. Фета), «В садах Италии» (ст. Голенищева-Кутузова), «Ландыш» (ст. Чайковского), «Счастье» (ст. Щепкиной-Куперник). Изящные, на полутонах, на полутенях «В полусне» (ст. Мунштейна), «Послушай, быть может» (ст. Лермонтова), «Не зажигай огня» (ст. Ратгауза), «Сновиденье» (ст. Вольтера в пер. Пушкина), «Осень» (ст. Фета), «О чём мечтаешь ты» (ст. Ратгауза) потребовали особого подхода, отточенности детализации, элегантности и благородства вкуса.

Солисты филармонии Юлия Гарбуз, Татьяна Полякова, Елена Перепёлкина, Александр Митин, З.а.России Александр Алексеев и концертмейстер Татьяна Егорова посвятили этим произведениям много душевных сил, таланта, мастерства. И от исполнителей, и от слушателей потребовалось особенное, чутко-внимательное отношение к каждой, пусть едва заметной художественной детали. Насколько удалось это артистам – пусть судит слушатель (тем более что на концерте было много наших постоянных посетителей – любителей музыки, и мы благодарны им за преданность и доброжелательность). Но общее ощущение-послевкусие от звучания голосов, музыки схоже с ощущением от созерцания хорошей пейзажной живописи, чуть печальной, проникновенной и нежно-светлой. «Печаль моя светла…» — эти строки А. Пушкина могли бы стать эпиграфом к этому концерту.