Трудно придерживаться тех рамок, которые обозначены в начале статьи. Нет таких разграничений как «музыка в жизни…» и «музыка в творчестве…». Всё едино – и вдохновение, и творчество, и музыка… Потому что это – жизнь и в ней всё далеко не так просто и понятно, как в тетради в клеточку. Отсюда и сомнения в оттенке названия наших размышлений: «Поэзия музыки» или «Музыкальность поэзии». Часто эти понятия сливаются для нас в одно неразрывное целое. Поэзия и музыка неразрывны в своих древних истоках, они постоянно обогащают друг друга на всём протяжении своего существования. Уже трудно думать о «Евгении Онегине» А.С. Пушкина в отрыве от музыки П.И. Чайковского, о «Руслане и Людмиле» – вне глинкинского шедевра… Попробуйте вслух прочесть стихотворение «Я помню чудное мгновенье…», и вы услышите, как ваш голос невольно будет подчиняться интонациям известного романса.

Пушкин раскрыл в своих стихах музыкальное начало русской речи – её напевность, её ритмическое богатство. Он показал, что звучание русского стиха может быть бесконечно многообразным.

Музыка в его произведения входила легко и естественно буквально с лицейских времён. Пятнадцатилетний поэт пишет «К сестре»:

«…О, как тебя застану,
Любезная сестра?
Чем сердце занимаешь
Вечернею порой?
Жан-Жака ли читаешь,
Жанлиса ль пред тобой?
…
Иль звучным фортепьяно
Под беглою рукой
Моцарта оживляешь?
Иль тоны повторяешь?
Пиччини и Рамо?»

(Любопытно, многие ли нынешние пятнадцатилетние отроки знают о существовании музыки Никколо Пиччинни и Жана-Филиппа Рамо?..)

С песней, музыкой встречаемся мы и в других ранних, лицейского периода стихотворениях: «Слово милой», «К Батюшкову», «Я Лилу слушал у клавира»…Интересно то, что во всём его творчестве, не только раннем, царит именно песня: на Кавказе – «песни гор», «песни Грузии печальной», в Бессарабии – турецкие и молдавские песни, «дикие напевы цыган», татарская, черкесская, восточная, русская песня…

Песня входит в большинство его поэм, драматических произведений. В этом отношении особенно примечательна неоконченная драма «Русалка» с её подлинными песнями, записанными поэтом, а также с теми, что с поразительной чуткостью и знанием народного творчества созданы им самим. А уж народные песни поэт безусловно знал, понимал, любил. Вот слова старика крестьянина из Тригорского: «Частенько мы его видали по деревням на праздниках. Бывало, придёт в красной рубашке и смазных сапогах, станет с девками в хоровод и всё слушает да слушает, какие это они песни спевают, и сам с ними пляшет и хоровод водит».

Только в Михайловском Пушкин записал 32 свадебные и 17 необрядовых народных песен. Он был человеком и художником щедрым во всех проявлениях. Высоко ценя деятельность Петра Васильевича Киреевского – литератора, переводчика, фольклориста – поэт передал ему свои записи народных песен, а также тех песен, которые в народном стиле сочинил он сам. Передал с таким комментарием: «Вот эту пачку когда-нибудь от нечего делать разберите-ка, – которые поёт народ и которые смастерил я сам». Первоклассный знаток народного творчества признавался, что это оказалось ему не под силу. Это стилизация, в которой… нет стилизации! «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…»

Отголоски ямщицких песен и звона бубенцов слышится в «Зимней дороге». Помните?

«Что-то слышится родное
В долгих песнях ямщика:
То разгулье удалое,
То сердечная тоска…»

А ещё:

«Пой! в часы дорожной скуки,
На дороге, в тьме ночной
Сладки мне родные звуки
Звонкой песни удалой.

Пой, ямщик! Я молча, жадно
Буду слушать голос твой.
Месяц ясный светит хладно,
Грустен ветра дальный вой.»


Ещё при жизни Пушкина Н.В. Гоголь сказал: «В нём русская природа, русская душа, русский язык, русский характер… Самая его жизнь совершенно русская».

Поэзия Пушкина вырастает на родной основе, в этом ее огромная сила, очарование и непреходящая ценность. Он смело вводит фольклор в литературу, во многом предопределив пути дальнейшего его освоения. Согласимся с А.М. Горьким: «Начало искусства слова – в фольклоре».

***

«Онегина» воздушная громада,
Как облако, стояла предо мной…
Анна Ахматова

 

Громада темы, которую я взялась освещать, тоже «встала предо мной». Думаю, что она требует не одного года трудов. Поэтому локализую свои изыскания, тем более, что в одном-двух примерах картина «Музыка в произведениях Пушкина» отразится достаточно, подобно миру, отражённому в капле воды.

В музыкальном путешествии по роману «Евгений Онегин» я буду во многом использовать материалы труда Я. Платека.

Итак, «Онегин, добрый мой приятель…». Куда же ходили приятели? – В театр – «Волшебный край!..», по-видимому, в восстановленный после пожара Большой и Каменный театры (Санкт-Петербург). Театральные вечера начинались в пять вечера и обычно были рассчитаны на три часа. Успевали показывать две пьесы. К ним «пристёгивались» ещё и музыкальные интермедии. Что могли смотреть «приятели»? Вот, для примера, программа первого бенефиса известной актрисы А.М. Колосовой: сначала трагедия «Заира» Вольтера, затем опера-водевиль «Мнимые разбойники» с дивертисментом, в перерыве Дж. Филд играл свою фортепианную фантазию, а в заключении бенефициантка плясала русскую пляску. Также в один вечер 1832 года шли пушкинская трагедия «Моцарт и Сальери» с безделушкой А. Шаховского «Бедовый маскарад».

Оперы и балеты шли с невероятными эффектами: «Волшебная опера с хорами, полётами, превращениями и танцами», «С балетами, эволюциями и великолепным спектаклем» – это из афиш того времени. Так что «Ещё амуры, черти, змеи на сцене скачут и шумят…» — это была обычная атмосфера спектакля (а в черновиках «Онегина» были ещё медведи, китайцы и боги!..)))

Деревенские дочки на выданье пытались привлечь внимание Ленского арией Лесты из «Девы Дуная» композитора Фердинанда Кауэра. Помните? –

И запищит она (Бог мой!):
«Приди в чертог ко мне златой!..»

В библиотеке Пушкина, кстати, хранился экземпляр этого «шедевра». Насмешливое отношение поэта было вполне оправдано: музыкальные достоинства произведения были невелики.

До премьеры «Ивана Сусанина» («Жизнь за царя») было ещё далеко, но многие оперы Гретри, Керубини, Паизиелло, Чимарозы уже шли. Примерно в те же годы Пушкин (будем думать, с «приятелем» Онегиным) познакомились с оперной музыкой В.А. Моцарта; на петербургской сцене шли «Волшебная флейта», «Похищение из сераля», «Дон Жуан». Пушкин был на всех премьерах и чувствовал себя в театре с такой же уверенностью, как и Онегин («идёт меж кресел…», «двойной лорнет наводит» и т.д.). В самом тексте «Онегина» опера впрямую задета лишь мимоходом – «Услышу ль вновь я ваши хоры?». «Упоительный Россини» цитировался мною в первой части статьи. Поэт (читай: Онегин) хорошо был знаком со многими актрисами. Это был период великолепного расцвета русского балета. С 1817 по 1820 годы в Петербурге шло пятнадцать балетов знаменитого хореографа Шарля Луи Дидло. В первой главе упоминаются танцовщицы Е.С. Семёнова и

А.И. Истомина, воспитанница Дидло.

А какое описание атмосферы в театре и танца в «Онегине»!

«Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла — все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет
И быстрой ножкой ножку бьет.»

 

Впрочем, Онегин долго терпел балеты, но, в конце концов, ему надоел и Дидло. Онегину, но не Пушкину (поэт даже в ссылке интересовался балетными новостями).

В седьмой главе нас вновь приводят в театр. На сей раз в московский. К этому времени Пушкин сложил с себя обязанности «почётного гражданина кулис». Помянул недобрым словом и трагедию, и комедию в лице их богинь, оставив в покое только Терпсихору.

«Но там, где Мельпомены бурной
Протяжный раздается вой,
Где машет мантией мишурной
Она пред хладною толпой,
Где Талия тихонько дремлет
И плескам дружеским не внемлет,
Где Терпсихоре лишь одной
Дивится зритель молодой
(Что было также в прежни леты,
Во время ваше и мое)…»

Автора «Бориса Годунова» уже не могли взволновать ни ходульные потуги классицизма, ни водевильные упражнения, а именно они преобладали.

«Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?

 

Разнообразна в «Онегине» песенная стихия. Да и вся деревенская звуковая панорама отмечена песенным колоритом. Он сообщает, что «Ларины любили подблюдны песни, хоровод…», «… В избушке, распевая, дева прядёт, и, зимний друг ночей, трещит лучинка перед ней».

Или вот: «…Пастух, плетя свой пёстрый лапоть, поёт про волжских рыбарей…», а позже: «…Пастух по-прежнему поёт и обувь бедную плетёт».

Татьяна гадает под песенку старинных дней… и, наконец, знаменитое:

В саду служанки, на грядах,
Сбирали ягоду в кустах
И хором по наказу пели
(Наказ, основанный на том,
Чтоб барской ягоды тайком
Уста лукавые не ели
И пеньем были заняты:
Затея сельской остроты!)

И вот он, пример стилизации Пушкиным народной песни:

 Девицы, красавицы,
 Душеньки, подруженьки,
 Разыграйтесь девицы,
 Разгуляйтесь, милые!
 Затяните песенку,
 Песенку заветную,
 Заманите молодца
 К хороводу нашему,
 Как заманим молодца,
 Как завидим издали,
 Разбежимтесь, милые,
 Закидаем вишеньем,
 Вишеньем, малиною,
 Красною смородиной.
 Не ходи подслушивать
 Песенки заветные,
 Не ходи подсматривать
 Игры наши девичьи. 

«Во дни веселий и желаний/ Я был от балов без ума», – признаётся поэт. И трижды на страницах «Онегина» приводит читателя на балы – в деревне, в Москве и Петербурге. И танцевальный репертуар в деревне немногим отличался от столичных. В деревне – мазурка, вальс и котильон. В Москве – мазурка, вальс и галоп. В Петербурге – мазурка, вальс и экосез. Можно только заметить разницу в инструментальном составе: в петербургском зале ревнивый шёпот модных жён заглушён рёвом скрипок, а у Лариных, куда пожаловала «полковая музыка», звучат фагот и флейта. А мосье Трике, хоть и фальшиво, исполняет в честь Татьяны незатейливый куплет. В Москве Онегину не до музыки, он занят другим.

Пушкин, разумеется, не стремится очертить своих героев с музыкальной точки зрения, но те немногие музыкальные штрихи, которые сопровождают их, подобраны далеко не случайно. С Татьяной связан мир народных песен, с Ольгой… а вот тут молчание в музыкальном отношении. Однако, в черновых набросках Пушкин давал ей незатейливую любовную песенку сродни той, о которой пишет в седьмой главе:

«Как стих без мысли в песне модной –
Дорога зимняя гладка»

Вполне актуальная характеристика некоторых персонажей и наших дней!

 

А вот Ленский:

«Садился он за клавикорды
И брал на них одни аккорды…»

Как этот музыкальный портрет сродни «тёмным и вялым» стихам самого Ленского))

Или вот – Онегин, читая книги одну за другой, напевает знакомые мелодии «Венецианской баркаролы» И. Козлова…

Итог. Музыка вошла в саму душу произведений Пушкина естественно, умно и разнообразно. Украсила и возвысила стих, как любовь возвышает человеческую душу. И как же трудно подобрать слова, чтобы выразить это! Может быть, просто ещё раз перечитать знакомые строки с другим, музыкальным уклоном?!

Ольга Гарбар